17:39

павел
по офису танцуя кружится Лена, очаровательная красивая молодая девушка, держа в руках два горшочка с неизвестными никому удивительными цветочными кустиками, поет и улыбается...



как-то хорошо хорошо...

павел
Звонил сейчас Женьке. Полушутя:

- Когда мы еще почувствуем себя мужчинами как не в женский день? :0)




Давний, незамысловатый рецепт "а ля Stefanic"...



Если голова болит от незнания, что бы такое подарить, поделись своими переживаниями с другим:

1. Покупаешь цветочный горшок.

2. Насыпаешь туда земли.

3. Закапываешь цветочные семена или луковицу так, чтобы сверху ничего не было видно.

4. Упаковываешь это все красиво.

5. Прикрепляешь открытку, в которой пишешь:

"Чтобы узнать, что мы тебе подарили, поливать водой раз в два дня и пропалывать по периметру раз в неделю..."



Убиваете сразу кучу зайцев:

1. Человек не позволит себе признать, что не интересовался Вашим подарком и послушно будет поливать и пропалывать.

2. В процессе ухаживания за загадочным горшком он привяжется к нему больше, чем к обычному цветку в горшке - ведь это он "вырастил" сам, своим трудом и заботой.

3. Он не раз вспомнит Ваше имя.

4. Даже отказавшись от полива и прополки, он иногда будет вспоминать, что так и не узнал, что же там такое было.



Итог: как минимум, Ваш подарок не забудут, как максимум - не забудут никогда :)

павел
почему-то сейчас очень резко вспомнилось, как хотели с Андреем года два тому назад пить коньяк на крыше самого высокого дома города под самыми звездами... но так и не пошли...

павел
унижение. грязь.

позвонил. не сдержался. не вернуть.

написал ответ. в бешенстве. в ярости. расчетливый. сминающий.

задумался.

не могу. не стоит.

позвонил Кении. улыбнулся. тепло. человек.

стер написанное. удалил вывешенное.

не буду.



позвонил Машке.

гудки. длинные.

нет дома.



будем учиться останавливать себя.

теперь.


павел
"Присоединяйтесь, господин барон, присоединяйтесь..."


Последние несколько лет тихо так, но по нарастающей в мир входит мода на все японское. Кажется, какое-то время назад что-то подобное, пусть ненадолго, было со всем индийским, китайским и тибетским. Речь о музыке, фильмах, книгах, одеждах и рационе. Мода на Тибет и Китай держалась особенно долго. И вот, сдается мне, что она постепенно вытесняется новым веянием - всё японское...



Не нравится мне это. Не нравится, что вот в этом году мы тащимся от всего тибетского, в следующем - от китайского, потом уже - от японского. Вообще любая массовость не нравится. Не люблю день - слишком много людей, глаз, лиц, ближе вечер - тишина и покой, каждый прохожий или горящее окно - индивидуальны. Не люблю муниципальный транспорт, рынки и большие тусовки... Впрочем, не я один.



И мода на Японию мне тоже не нравится, как не нравилась мода на Тибет и Китай. В этом есть большая разница - любить что-то и не терпеть моду на то же самое. Потому что любишь и уважаешь за что-то очень глубокое, порою личное, продуманное и пережитое. Моде на это наплевать. Выхватывая, отрывая от оригинала какие-то присущие, характерные ему черты, символы, образы, она налепляет их на уже готовый скелет и беззастенчиво им пользуется, пока не наступит пресыщение. Мода создает ненастоящее, лживое - от настоящего пресыщение не наступит. Фактически любая мода - это вульгаризация чего-то действительно стоящего. Вульгаризация с последующим пресыщением и забвением, перерастающим порою в пренебрежение.

Кривое зеркало.



Надо определиться. То, что долгое время тихим сапом обдумывалось и переживалось где-то на периферии сознания, теперь может быть затоптано сапогами масс-культуры. Вообще, современная масс-культура напоминает мне что-то подобное желудочно-кишечной системе, которая любой совершенный и неповторимый фрукт переваривает в обыкновенное... Ей не важно, что переваривать, лишь бы чёнить лежало. В этом ненавистность современной масс-культуры для меня - равнодушие. При всем шуме - равнодушие.



Цивилизация оберток...


павел
шоб не забыть:



Тата: Пошли покурим?

Стеф: Ну пошли...

Тата: А у меня сигарет нет...

Стеф: Ну пошли зажигалками погорим...



:)

павел
Габриэлю Веге, когда он был маленьким


В далеком предалеком краю, среди древних скал и черемшаных опушек, среди сонных пихт, гордых кедров и застенчивых берез, на большой такой пребольшой лесной поляне, раскинув вправо-влево лапки-лапки лежал на спине маленький ёжик и нюхал небо... Маленький черный нос внимательно следил за проплывающими мимо облаками, шумно вдыхая-выдыхая воздух, дёргаясь и морща мордочку. Небо пахло горечью полыни и медом чабреца...

Мимо пролетел золотой березовый лист.

В лес пришла осень...



Убаюканный облаками и ароматом трав, ёжик два раза моргнул, потом еще и... уснул. Проснулся он ночью. Прямо над ним, покуда хватало глаз, простирался огромный котел иссиня черного неба, как драгоценными камнями усыпанный мерцающими звездами. Звезды были большие и маленькие, яркие и скромные, звезды были справа и слева, сверху и снизу - везде, везде мерцали потрясающей красоты кусочки ночного неба. Ёжик завороженно смотрел в небо, затая дыхание, боясь потревожить этот покой. И кажды раз, когда на небе загоралась запоздавшая было звезда, он вздрагивал от неожиданности. На какой-то миг ему показалось даже, что звезды совсем близко - стоит протянуть лапку и можно потрогать... Осторожно, очень осторожно он пошевелил своим носом и понюхал ближайшую звезду. Звезда пахла клевером...



"Как интересно, - подумал Ёжик, - оказывается, они пахнут клевером!" От неожиданного открытия он сел, а звезды испуганно отбежали на него на безопасное расстояние (надо сказать, что они очень пугливы). Ёжик встал на лапки, расправил деловито иголки справа и слева, и стал задумчиво ходить по поляне. Время от времени он останавливался, поднимал голову и шевелил носом, бормоча себе что-то... Несмотря на врожденное любопытство, звезды недоверчиво держались в отдалении.

Ёжик постоял немного, склонив голову набок.

И уверенно пошел в Лес.



Старый Бобёр сидел на берегу и жевал кусочек осиновой коры. Перед ним, прямо посередине запруды из-под воды возвышался его новый дом. Добротный новый дом. Дом Бобра. Новый дом добротный для Бобра. В мире было все верно и правильно. Можно сидеть и жевать кусочек осиновой коры.

- Кыхым, кыхым, - раздалось у Бобра за спиной.

Когда через минуту два глаза Бобра показались над водой взбаламученной реки, им открылся вид на мокрого невзрачного ежа, чихающего так, что аж подпрыгивал.

- Ааааааа... это ты, - сказал Бобёр, выныривая на поверхность.

- Да ааааа... эта... ааа... я! пчхи! - согласно закивал Ёжик

Бобёр вылез на берег и сел рядом.

- Ты чего ночью не спишь?

- Я это... я спросить хотел...

- Спрашивай! - Бобёр увидел свой новый дом и окончательно утвердился в правильности и верности существующего мира.

- Дядюшка Бобёр, - Ёжик сделал паузу, - чем пахнут звёзды?

Старый Бобёр перестал жевать и посмотрел на Ёжика. Потом посмотрел на небо.

- Ээээ... а тебе зачем?

- Ну... ну очень надо!

Бобёр задумался.

- Звезды пахнут лилиями и осокой, корой осины и липовым цветом... И иногда еще рыбой... - Бобёр смотрел на звезды, держа в лапе недогрызенный кусок коры. - А зачем тебе?

- Надо, дядюшка Бобёр... Очень надо! - Ёжик последний раз отряхнулся и помахал Бобру лапой, - Спасибо, дядюшка Бобёр!

И побежал в Лес.

Старый Бобёр проводил его взглядом, повернулся к реке и увидел в ее отражении звезды. Звезды колыхались на воде как цветки сирени по весне, окружив сиянием дом Бобра. Новый добротный дом Бобра в этом правильном мире.



Ветка была удобной и крепкой. Спать на ней было сущее удовольствие. Обхватив ветку цепкими лапами, на самой вершине золотого кедра спал Орёл. Орлу снились кролики, которые не умели бегать. Орлу снилось, что он, Орёл, большой друг кроликов.

Снизу постучали.

Кролики во сне стали разбегаться в разные стороны. Стук не прекращался. Орёл открыл один глаз и посмотрел вниз. Внизу было темно и что-то копошилось. По стволу кедра осторожно, но настойчиво стучали.

- Эй... кто там? - Орёл открыл оба глаза, с грустью провожая кроликов.

- Это я...

- Кто "я"?

- Это я... Ёжик...

Орёл удивленно оглянулся. Ночь, лес, осень, он - Орёл. Но... Никогда в своей жизни Орёл не думал, что понадобится ночью ежу... Расправив свои крылья, склонив голову и клокоча что-то про ночных посетителей, Орёл спустился на землю. Перед ним стояло что-то маленькое, косматое и с палкой в лапах.

- Ты чего это? - Орёл впервые так близко видел ночного ежа.

- Ты - Великий Орел! Ты - самый большой и летаешь высоко высоко! - Ёжик был чем-то взволнован.

- Да, это так, - Орёл кивнул.

- Скажи мне, чем пахнут звезды? Там, в небе...

Орёл удивленно посмотрел на Ёжика.

- А зачем это тебе?

- Я... я хочу знать...

Орёл помолчал немного и сказал:

- Они пахнут ветром. Ветром и дождем, да...

Маленькое косматое заулыбалось и собралось уходить.

- Спасибо тебе, Великий Орёл!

- Нэ... нэ! Ты куда? Ст... Стой! - Орёл перелетел ежа и сел перед ним, - Ты куда?

- Я? - Ёжик повертел головой, - Туда!

- Летим вдвоем, кролик неправильный... - Орёл осторожно поддел цепкой лапой ежа под лапы, взмахнул своими крыльями и, сделав небольшой круг, полетел на север.



Ветер свистел и хлестал путников, мимо проплывали горы, проносились броды и избушки охотников, искрились излучины рек и чуть посапывал таежный лес. Ёжик прижался к сильной лапе Орла и, вжав голову от ветра в плечи, смотрел вокруг. Орёл летел спокойно, время от времени поглядывая на звезды и меняя курс. Вот и тундра. Большая орлиная тень проносилась над холодными озерами и одинокими стойбищами оленеводов. Сверху тундра - осколки неба. Небо на земле...

Опустив ежа недалеко от стойбища, Великий Орёл взмыл в воздух и растворился в темноте.



Ёжик стоял перед Оленем и смотрел ему в глаза. Глаза с удивлением рассматривали маленького хмырика, моргая время от времени.

- Здраствуй, Олень! - чувствуя неловкость, произнес Ёжик.

- Здраствуй, малыш... Что ты тут делаешь?

- Я... я хочу знать, чем пахнут звезды...

Большие глаза улыбнулись.

- Они пахнут мерзлою землей и мхом, снегом тундры и кострами людей... а ты разве не знал?

- Нет... - Ёжик честно посмотрел в глаза Оленю. Глаза были большие и добрые. Глубоко глубоко в них отражалась тундра, небо, россыпь звезд, стойбище и сам Ёжик...

Олень поднял голову и посмотрел вверх. Небо дышало ровно и спокойно. Олень посмотрел на ежа.

- И что теперь?

- Теперь? Теперь домой...



Было уже очень поздно, когда маленький Ёжик шел по Лесу к себе домой. И когда он вышел на свою большую такую пребольшую поляну, он увидел Медведя. Мудрый Медведь сидел к нему спиной и задрав голову смотрел в небо. Боясь его потревожить, Ёжик тихо подошел и сел рядом. Медведь поднёс к носу лапу и сказал шепотом:

- Тсссс! Не мешай...

Ёжик затих. Прошло немного времени и Медведь тронул его лапой, показывая на небо.

- Смотри, видишь там? Вон там, вон, видишь? Три и четыре... Да? Это мои...

Ёжик послушно смотрел.

- А ты чего не спишь? - не отрывая взгляда от неба, спросил его Медведь.

- Я ходил нюхать звёзды, - прошептал Ёжик.

- И как? Чем пахнут?

- Не знаю... Я маленький - не достаю... - Ёжик расстроено опустил голову.

Медведь посмотрел на него.

- Ты не знаешь, чем пахнут твои звезды?

Ёжик помотал головой. Медведь подпер подбородок лапой, оглядел малыша с ног до головы и задумался.

- Знаешь... У каждого зверя в этом Лесу - свои звезды... У Орла, Бобра, Оленя... Небо - большое, звезд хватает на всех. И там, среди них, обязательно есть и несколько твоих, только твоих звезд, понимаешь? Они мерцают только для тебя и пахнут тем, что для тебя дорого - домом твоим, твоим уголком Леса, всем тем, что дарит тебе радость. Ты понимаешь меня?

Ёжик смотрел на небо и улыбался.

- Да, - медленно произнес он, - я, кажется, понимаю... Я хотел узнать у всех про их звезды, а надо было спрашивать про свои...

- Да. Надо было вспомнить про свои...

Ёжик склонил голову и задумался. В ночной тиши шумел ветер, расчесывая Лес невидимым гребешком, приглушенно ворковали ручьи и время от времени где-то ухала Сова, пугаясь темноты. Ёжик тихо рассмеялся и счастливо посмотрел на Медведя.

- Знаешь, чем пахнут мои звезды?

- Чем же, мой маленький друг?

- Они... они пахнут земляникой! - Ёжик вскочил на ноги и взволнованно забегал по поляне, то отбегая от своего друга, то снова возвращаясь к нему, - Они пахнут земляникой, понимаешь? Самой отборной земляникой! А еще, а еще они пахнут грибами и чабрецом! И молоком! Да, да! Молоком! Ты видишь, они белые, видишь? Это от молока! А еще в них есть немного аромата осени и опадающей листвы... А еще они пахнут той старой корягой, под которой находится вход в мою нору! А еще...



В далеком предалеком краю, среди древних скал и черемшаных опушек, среди сонных пихт, гордых кедров и застенчивых берез, на большой такой пребольшой лесной поляне под огромным ночным небом сидели два друга и делились теплом своих звезд...



Чем пахнут твои звезды?..





---------------------

Олег Митяев - Колыбельная

Олег Митяев - Как здорово


:)

павел
- Я вызываю Вас на дуэль! Я вызываю Вас на дуэль!

сын барона Карла Фридриха Иеронима фон Мюнхгаузена


Я, Stefanic Toneiro, в девичестве Павел, вызываю на честный бой Gabriel Vega (девичество не установлено)!



Условия поединка:



1. Участвующие стороны в течение трех дней пишут сказку для детей 3-5 лет.

2. Сказка должна быть небольшой и написана крупным шрифтом.

3. Сказка должна быть доброй, красивой, наивной как песочница, со счастливым концом и моралью.

4. Действующими лицами должны быть лесные звери, птицы и дети.

5. Не допускается ничего такого: вампиры, гоблины, взрослые, пошлость, фол, страдание, прочие идеи депреснякового рода.

6. Дуэлянты выкладывают свои произведения у себя в @Дневниках.



Вызов брошен. *в сторону Веги полетела перчатка*

Мое почтение, sir...





санитаров нам, санитаров...

павел
Описывать бесполезно. Или рано.

Непередаваемо.

...







павел
Отчетная форма нашей компании. Утром вместо отчета вписал: "Здесь могли быть Ваши комментарии..."

Гендиректор в ответ: "Паша - я тебя казню блин!"

:-D


Итак... ворохом...

Мне хорошо. Мне до неприличия хорошо в эти дни. Тишина, покой, улыбка. Без напрягов, без самовнушения, просто так... Класс!



ах, да... меня чуть не уволили... как результат - за два дня город наводнен этими чертовыми картами и мои экспансионистские взоры хищно посматривают в сторону Главпочтамта, бо не знаю куда деть лишние триста штук десяток... принтер позавчера от перегрева расплавил ленту, а затем и карту... красиво, блин... как наши, так и дилеры, завидя новый дизайн карт, первым делом начинают гыгыкать с десятки.... они еще двадцатку не видели... как признается незабвенный Михаил Михайлович: "Раньше наш цех хронически отставал, теперь он хронически обгоняет..." :)

а вот Юза уволили... вчера... обидно... Кибермир, сцуки, ему зарплату не выдал, так он у них ночью антенну отковырял, они на нас наехали и пришлось с Юзом расстаться... ну держитесь, сволочи... вы только за карты у меня в долгах сидите, да еще Макс с Татой все долги подняли... запинаем впесь... :ssora:



зачастил в кино... посмотрел вот третьего Властелина Колец два раза... один раз сам, второй раз с Лаки... ну что сказать... как верно подметил Игорь: "Книга отдельно, кино отдельно"... Кино понравилось, да. Чувство благодарности и безмерное уважение людям за их труд, за смелость, за старания. Самые тронувшие моменты: выезд рохирримов из степной столицы, атака этих же самых рохирримов у Минас Тирита, песня Перегрина Тука в момент атаки гондорской дружины с Фарамиром во главе, атака драконов перед этим на отступающий отряд Фарамира, лица девушек и женщин при выезде гондорской дружины из Минас-Тирита, ребенок на руках Арахорна в видении Арвен, падающая книга из рук Арвен, песня Арахорна при коронации... и самое самое - последние слова Фродо в книге Бильбо, сказанные в самом конце фильма. Я обожаю Рохан... еще читая саму книгу, навсегда полюбил именно эту часть Средиземья... мне до роханского всадника как статуэтке до слона, но именно рохирримы - самый родной и любимый мною народ у Толкина... при всей мудрости эльфов всех мастей, которых уважаю, не питая ни доли столь модного нынче презрения к оным, при всей славе и могуществе гондорцев, мне более всего симпатичен именно Рохан... собственно, именно так в моем представлении и выглядит родина - полынно-травяная степь в кайме скалистых гор... В момент атаки Йорлингов на орков (кстати, не думаю, что они были уродами, это перегиб) я испытал нечто экстатическое... Много моментов показались смазанными, несостыкованными и прочая. Где-то появлялась улыбка, где-то даже возмущение. Но! Не считаю нужным кидать камушки в сторону Джэксона - он сделал в фэнтезийном кинематографе то, что Толкин в фэнтезийной литературе - отснял эпическую сагу, которой быть единственной, подозреваю, необычайно долго. Одни виды гор и музыка чего стоят... Кстати, музыка - самое приятное в фильме после самого фильма... Толкин создал эпос. Джэксон его по-своему пересказал, как поступил бы любой филид или бард на его месте. Когда снимут или напишут что-нибудь лучше - тогда и поговорим, а так... нефиг чужую работу хаять. Всё.



было собрание на теологическом усех нас, тобишь аспирантов с Римским во главе... грядёт большая чистка наших рядов и оной чистке нам велено самозабвенно воспрепятствовать... двоих с биофака уже отчислили... посидели хорошо - с Римским плохо вообще не получается... завтра буду вночь писать отчет... за ночь надо будет придумать, как всё называется, на что делится, чево там содержится и зачем... задолбали, господа, вы меня своей философией! какая к феням философия, когда у меня люди от родителей отрекаются, других расстреливают и вешают, третьих грязью поливают? хорошо... будет вам философия... с кровью... А если серьезно, то после встречи с Костей, ночного разговора с Игорем и Романом, переписки с Моше и уже в последний момент переброски мыслей с Эвинивен меня словно на место поставило... в кои-то веки я снова взялся за то, что люблю, о чем мечтал, чего умею и что в самом деле - хорошо... пора приходить в себя...



...обратил внимание, какая ерунда содержится в Сети по истории государственно-церковных отношений в советский период... это тихий ужас - ощущение, что два лагеря пишущей братии решили забросать друг друга штампами до изнеможения... воинствующая декларативность с обеих сторон... документов и статей удобовменяемых - не более двадцати... мне тут подумалось: есть такая фишка, когда в архиве работаешь - на каком языке читаешь, на таком и думаешь... я вот когда с бумагами XVIII в. работал, так у меня словарный запас изменился настолько, что ребята похихикивать начали, самый красивый язык - это язык документации второй половины XIX в.! красиво, стройно, ясно... ощущение, что мысль широко и свободно вливается в тебя, безо всякого сопротивления натуры твоей... хосподи, ну до чего же топорный язык первых двух десятилетий советской власти! ощущение, что это другой народ, другой язык, другой этнос даже... так коряво строить речь - нужен талант... так вот, ведь вся наша пишущая братия, что эпоху Сталина обозревает, говорит на языке той эпохи... просто надо проделать титанический труд, чтобы используя лексические построения большевиков перевести это на более красивый язык... документальная речь тех лет - рваная, сухая, крикливая, гаркающая я бы сказал, ощущение оберточной бумаги... и вот все эти штампы, кубикообразные речевые конструкции современных историков по той эпохе - это все оттуда... как читают, так и пишут... и только единицы умудряются выработать свой язык, а не пользоваться советским новоязом... как Шкаровский, например...

впрочем, хватит о ватниках...



с великим удовольствием перечитываю найденный как-то сайт Михаила Жванецкого... уважаю его - очень... дома пластинки с детства... миниатюры "Ты убил кассира! Зачем ты его убил?", "Ставь псису... Шестеренки, пятерёнки, четвереньки...", "Хотите помолодеть?", "Сабрание на ликера-водачном заводе" знаю чуть ли не наизусть... вырос с ними, фактически... Жванецкий для меня прежде всего человек, который думает и делится своими мыслями... Причем необязательно смешными, нет - он не боится сказать печальное что-то. Но говоря это, он дарит свою улыбку. Совсем немного... Закачал порядка двадцати аудиофайлов выступлений Жванецкого, Карцева и Ильченко... слушаю вже два дня... не все нравится, конечно... но многие миниатюры сейчас совсем иначе звучат, чем когда мне было десять, пятнадцать, девятнадцать... если раньше больше смеялся, замечая шутки, то теперь тихо улыбаюсь, замечая что-то между ними... рад, очень рад Жванецкому...

сегодня закачал Задорнова...

искал книги Горина, но кроме Дома Свифта ничего нет... жаль.

Горина ни у кого нет в электронном варианте, нэ?



позавчера был сабантуй, или как там это называется... сабантуй начался в моей квартире без меня за два часа до меня... Пашка, Сергей (Боря) и Лёшка Пыхтин... это было что-то... полтора часа по кругу ходил мобильник Пыхтина, и четверо парней попеременно говорили с наивно-серьезным выражением лица что-то непомерно идиотическое... пока один хохмил девушке на том конце связи, трое остальных плакали и скребли ногтями по клеенке от гомерического хохота... Паша Могильный под конец скрылся под столом и просто булькал там от смеха, прося забрать его отсюда всенепременно... Боря просто плакал, а Лёша краснел и прятал лицо в ладонях... мы с Борей такой красивой ахинеи с десятого класса не несли... :lol:



сегодня утром приехала мама из Москвы, наконец-то...

рассказала забавную историю... дело в том, что мама моя - невероятно добрая, наивная и какая-то нездешняя в этом мире... сами мы живем в полузаброшенном селе Терновка где-то в степи...

Едет она по эскалатору в метро. Везет две тяжелых сумки. Рядом стоит молодой человек.

Молодой человек: Давайте я Вам сумку понесу?

Мама: Нет!

Молодой человек: Ну давайте я вам сумку помогу нести...

Мама: Ну хорошо...

Молодой человек: Давайте я Вам и вторую сумку помогу нести...

Мама(обороняя последнюю сумку): Нет!

Молодой человек: Ну давайте я вам помогу сумку нести...

Мама: Ну хорошо...

:-D

Идут они на выход...

Молодой человек: Вам куда?

Мама: На Курский...

Мол. чел.: А вы откуда?

Мама: Из Белгрода...

Он: Из Белгорода???

На лице молодого человека изображается смесь ступора и офигевания. Мама, задумчиво обозревая мимику юноши, медленно, словно сомневаясь, спрашивает:

Вы тоже из Белгорода?

Он: Да! Почти...

Она: А, может быть, вы еще и из Терновки?

потрясающе логичный вопрос! второй вопрос при знакомстве в центре Москвы! логика у нас - семейное! :lol:

Парень, почти теряя сознание, отвечает: ДА!



мне это напомнило еще два случая...

первый связан с Лаки... Лаки живет в Белгороде с рождения и её первый парень, Роман, был из Терновки нашей... я же с нею познакомился в бытность свою грузчиком на рынке, совершенно отдельно от Романа... Познакомились, влюбились, мимолетный роман... Так она когда услышала, где я живу, у нее истерика случилась - она чуть не плакала: "Я что, живя в этом городе обречена только с парнями из этой деревни встречаться? У нас в области других деревень нету???" :-D



это про Терновку... а про метро...

в последний (декабрьский) приезд в Москву условились встретиться с Тайрой на какой-то станции оранжевой ветки... я и не помню какая уже... побродив по центру столицы пешком, приехал я на эту станцию, сижу, ждю... потом ждать надоело и решил я покататься... сел во что-то и переехал на ближайшую станцию... хожу гуляю...

и тут я понимаю, что Митлаэнь рядом... здесь где-то...

внутри смесь паники и головокружения - находясь в центре Москвы с ее многомиллионным населением, на периферийной ветке, я вдруг чувствую ее рядом и... начинаю искать! Это необъяснимо, но переживаемо... В голове проносится ворох мыслей: "Ты здесь... здесь... здесь..." Пытаюсь себя успокоить и, поворачиваясь направо, замечаю как в метре от меня проходит Митлаэнь со Слоном!!!

Что это? Приехать на ненужную мне станцию, совершенно произвольно, и столкнуться с любимой, которой на этой ветке делать нечего, шансов - один на девять миллионов...

Это неправда, что Москва большая. Не большая она - люди просто редко обращают внимание друг на друга, наверное...



и вообще, тут чего только не происходит...

заболел вот... зачем, спрашивается...

снова связался с Катериной...

говорить порою не хочется, да и не о чем порой...

но молчание рядом для нас уже давно не молчание.



Мне хорошо. Мне до неприличия хорошо в эти дни. Тишина, покой, улыбка. Без напрягов, без самовнушения, просто так...

Наконец-то...

:)



----------------------

Жванецкий - "У кассы" ("Ты убил кассира!";)

Шифрин - "Пуск ракеты произведен! Кто приказал? Не знаю..."


15:23

павел
Очень коротко живут в этой стране люди, дома, могилы.

Михаил Жванецкий

павел
Эта ночь для меня вне закона -

Я пишу. По ночам - больше тем...

В. Высоцкий


Утром ездил домой... Мимо проносились знакомые поля, посадки, купола церквей, дачные участки. Вот и село. Обычная грязь, гололед и сырость. Ненавидимая сырость, презираемая грязь. Хмуро вылезаю из машины, на ходу вытаскиваю ключи и прокручиваю их на пальце - возвращение. Мелкие обряды и привычки давно прошедшего времени. Захожу в дом, снимаю обувь, прямо в пальто - к себе в спальню... Иконы, катеринин пес, старый дубовый лакированный стол у окна с детскими царапинами, книжные полки с Ремарком, Экзюпери и Страбоном, забытые аудиокассеты, малый блокнот... Кланяюсь иконам, подхожу к столу. На столе - биограф Толкина Хамфри Карпентер, артуровский цикл со вложенными сочинениями десятиклассников моей гимназии... Несколько вопросов, задаваемых в течение нескольких лет десятиклассникам разных школ: я люблю, я мечтаю, я боюсь, я ненавижу... В конце некоторых листков детские подписи: никогда никому не показывать... Беру в руки малый блокнот... Первое нормальное стихотворение "Без Бога", распорядок работы курского архива и в самой середине маленьких листков дата - день признания Митлаэнь в любви...



Стою посреди своей комнаты, пробегая взглядом по знакомым вещам, предметам, именам, выхватывая из своей памяти и расставляя по местам все самое важное... Я дома, я приехал, я вернулся... Возвращение домой - возвращение к себе. Нет дома - нет себя. Я дома...



Квартира наполняется гомоном родственников, я снимаю пальто и прохожу в зал. Телевизор уже увезли в город. Остался только старенький проигрыватель. Пластинка уже стоит. Розенбаум. "Мои дворы". Нажимаю кнопку, поднимаю крышку, ставлю иглу на диск, скрипение и шелест... "Я привык возвращаться в свой город нежданно под вечер..." Оборачиваюсь, растерянно - это, наверное, вторая сторона пластинки... Непроизвольно подхожу к темном дереву стенки и прислоняюсь лбом - всего трясет от охватывающего каждый раз непонятного мне до сих пор чувства возвращения... Прихожу в себя...



Потом какие-то мелкие дела - забрать Карпентера для Кении, любимую осеннюю коричневую куртку, теплую серую рубашку. Принести из погреба еды. Посидеть с бабушкой, дядь Леней и дядь Славой за столом... В перерывах между мелкими поручениями меняю пластинки... Раймондс Паулс, "Тем, кто меня любит"... Марина Влади, "Марьюшка", "Так случилось, мужчины ушли"... Высоцкий, "Белое безмолвие"... Сижу в кресле напротив коричневого пианино, положив ноги на черный круглый стул... Из года в год одинаково... За спиной гуляет ветер, прижимая блеклые травинки к кромкам льда и талого снега... холод и сырость... ветер и лед...



Вот и город... вьезжая в него, проносишься мимо аэропорта. Прижимаюсь к стеклу автомобиля - всегда мечтал увидеть, как садится самолет, или взлетает - без разницы. В голове хаотично проносятся мысли: давно не летал, соскучился, улететь бы сейчас так туда, хочу улететь отсюда, бьются и падают, а пусть - не страшно, лишь бы улететь... Над головой проносятся рекламные транспаранты, фонари, паутина голых ветвей... Вот и облезлая пятиэтажка с большой лужей у подъездной двери, вылезаю из салона автомобиля, вынимаю свои сумки, прощаюсь с дядей Славой...



Одеваю любимую куртку, недоверчиво смотрю на перчатки и окунаюсь в мокрый, серый и такой весенне промозглый город. Иду по дорогам, перепрыгивая ручьи и шарахаясь от проезжающих машин. Лишь бы не милиция... Почему-то вспомнил любимую... Ну да ладно, голове отдан приказ - забыть...



Ты знаешь, я сегодня нашел сайт, посвященный Сибирскому Цирюльнику. Совершенно случайно. Задумчиво листал страницы, рассматривая фотографии, читая интервью Никиты... Оказывается, большинство сибирских сцен снималось - в Красноярске и Хакасии. На моей родине. Понимаешь, я родился там. В Красноярске. А в Хакасии, в Абакане живет часть нашей семьи - двоюродная родня, и еще там живет одна никому не известная подруга моя... Я загружаю с сайта все песни и музыкальные темы, открываю ВинАмп и надеваю наушники... Тихо слушаю... Сибирский цирюльник для меня и друзей моих стал тем фильмом, выходя из зала после которого еще долго пребываешь в какой-то сокровенной тишине... Чувство покоя и потрясения, горечи и тоски. И никакого, абсолютно никакого желания обсуждать это с кем бы то ни было. Что-то такое охватывает всего тебя, что-то такое личное... Я впервые на него ходил еще с семинаристами... Сейчас кто-то из них уже священники - разбросаны по всей стране, включая Чукотку, Якутию и Новосибирск... кто-то ушел из семинарии... Да и девушка, с которой ходил тогда на премьеру, не со мною уже... Как и я не с нею... Но я до сих пор помню свою первую реакцию - в какой-то момент фильма захотелось просто встать и отдать честь... Пусть глупо, пусть по-юношески, но больше никогда и нигде такого чувства я не испытывал... И это чувство единства, когда молодые юнкера в кадре пели "Отче Наш" перед едой - рядом сидели такого же возраста ребята, поющие эту молитву каждый день у себя, кто тогда знал, что пройдет каких-то два года и уже я подобно им повторю это у себя в гимназии...



Я сидел и слушал музыкальные темы фильма, рассматривая лица юнкеров - героев фильма... Вдруг картинами пошли сравнения -вспомнил один из немногих действительно любимых зарубежних фильмов - "Общество мертвых поэтов" с неповторимой в своей глубине и нежности истории о мужском колледже, вспомнил свой лицей, свое новогоднее посещение его дворика, вспомнил семинарию и Игоря... самые верные мои друзья - из лицея и семинарии... самое лучшее время - лицейское... и вот теперь, смотря в лица этих юнкеров я понял, почему меня тогда охватило такое чувство потрясения и волнения, почему оно охватывает меня до сих пор... Они - не чужие. Как и они, я и мои друзья прошли через закрытые школы, и этот задор, эта радость и непередаваемое тепло отношений, которые не найдешь в обычной школе - это все близко, переживаемое и знакомо... Эти подъемы, утренние молитвы, ночные перебежки, мордобитие и ссоры, учителя танцев и словесности, непонятные девушки и занудные надзиратели, первые влюбленности и первые разочарования... Это все окутано таким потерянным ныне очарованием, что только имена и лица друзей воскресают их в памяти... Да старый лицейский дворик со спиленными ивами и утащенными куда-то скамейками...



В новогоднюю ночь, уже обойдя по кругу всех своих старых, давно забытых и явно не ждавших меня знакомых, включая и ту девушку, с которой сидел тогда на премьере, пришел с Игорем к нему домой. Ночь... Этот замечательный человек смотрел в соседней комнате Сибирского Цирюльника... И в самом конце, когда обрываются вдруг все посторонние звуки и в кадре насколько хватает глаз - осенняя тайга, я тихо сказал ему: "Посмотри на мою родину. Я здесь родился..."



Вечером позвонил любимой. Разговор не состоялся.

Отношения, впрочем, тоже.

Хотя кто знает.

Собираясь уходить, пробежал пальцами по клавиатуре, проверяя дневниковцев. Странно - рассказ Inori, такой близкий по настроению и маленькое открытие - он тоже лицеист. Улыбка. И напоследок - письмо из Израиля от Либертарного Дракона. Переживания русских израильтян за тех, кого коснулся теракт в метро, такое близкое и понятное, каждодневнопереживаемое чувство страха и состояния близкой опасности. Образ бегущего человека с ребенком на руках, отрещенной от всего женщины, всеми мыслями с далекой, десять лет назад такой чужой Москвой. И тут же, из памяти - равнодушие многих здесь: "Ну не нас же взорвали, ну и ладно... В москве девять миллионов жителей, чего боишься..." И голос Катьки в телефоне: "Паш, со мной все нормально, с нашими тоже..." Наши - юковцы, завсегдатаи уже чужого нам чата, рассыпанные по Москве, Питеру и Белгороду, но упорно держащиеся вместе... Я ведь тогда удивился. Удивился реакции на происходящее. Ранее случавшиеся беды не трогали меня. А тут... За этот год Москва перестала быть точкой на карте - стала лицами юковцев и Катерины, дневниковцев и моей мамы... Перестала быть чужой, далекой. Одним родным местом стало больше, наверное... И теперь вот, второй раз приходит мысль, что и Израиль не так уж далек как кажется, и теперь вы - наше рассеяние, переживающее за нас как за потерянный в пути народ... И порой вы к нам ближе, чем многие тут, замкнувшиеся в своем равнодушии, в своих маленьких мирках.



Подумалось сегодня - родина ближе к тем, кто о ней думает, как бы далеко они не находились. Здесь всё - и мои старые пластинки с памятью о Красноярске, и голос Катерины в телефонной трубке, и два израильтянина в далеком (далеком ли?) Иерусалиме, пьющих за упокой души погибших в московском метро... Никогда не будут нам чужими города, при упоминании которых в сознании проносятся имена, голоса, лица... И пока мы еще не разучились чувствовать, у каждого из скитальцев будет несколько родин, на каждую из которых будет тянуть и боль каждой из которых будет отдаваться эхом внутри нас.



Сумбурный день... сумбурная запись... хаотичность мыслей и переживаний...

Сейчас уже ночь, пора заканчивать.

Хотел написать о прошедшем дне, а вышло письмо русского красноярца израильскому питерцу...



привет всем нашим там от нечужих здесь

будет время - заходите



---------------------

музыкальные темы к/ф "Сибирский Цирюльник"


12:32

павел
мама, Катерина и юковцы живы.

со стороны Алёны тоже.


21:23

павел
двадцать минут назад чуть не налетели с Кенией на Митлаэнь со Слоном... разминулись на какие-то полметра...



в груди ёкнуло... не по себе до сих пор...

павел
тильке ты не пускаешь мене :)


мама возвращается из Москвы, слава Богу...

стабилизация в аспирантуре - получил задание, к марту развернутый план дисера и библиографию

в город пришла зима, в жизнь - покой, тишина и улыбка

чернота ушла, лишь по ночам снятся сны...

ощущение, что перенес несколько тяжелых операций с непрерывными наркозами

теперь вот просыпаюсь...

Пыхтин вызвался починить разбитый в декабре о бетонную стену мобильник...

постригся, сменил очки на линзы, ночами холодно в городе...

сегодня видел стаю ворон... около шестисот...

приходили ребята - вытянули меня из душа, устроили чаепитие, шутки, смех...

звонил Пашка, скучает по ны, сомневается в любви...

видел Кению, подарил букет цветов, она влюбилась в какого-то юношу, волнуется...

связался с Вегой, успокоился... в какой-то мере...

от некоторых записей Либертарного Дракона во рту привкус крови и просто страшно...

очарован песнями Океана Ельзи: Вiдпусти, Мало менi, Голос твий, Сьгодни, Там де нас нема...

читаю Оруэлла "Памяти Каталонии" про гражданскую войну в Испании...

хочу жить.

всё


павел
долго не мог понять, откуда эта мелодия... повторял ее снова и снова,

перелистывая страницы своей памяти и не находя искомое...

мелодия невероятно знакомая, родная и близкая...

пока наконец не вспомнил...

мгновенно перенесясь в место действия...

вспомнив лица и имена...



вся жизнь моя насыщенна ритуалами.

они складываются сами собой, как верстовые столбы отмечая что-то важное.

здесь все...



несколько легких движений рукой в прощании с любимой

посещение лицейского дворика, где сижу ночами в тишине

по-детски наивное салютование Ориону в безоблачную ночь

два поднятых пальца в прощании с друзьями

ночные прогулки по середине автострад

перекрещивание большим пальцем лба, когда страшно

обнимание за плечи тех, кто стал родным и близким

наречение придуманными именами тех, кто дорог

засыпание в деревне в обнимку с подаренным Катериной псом

выбрасывание неиспользованных презервативов после расставания

пережевывание еловых игл в память о родине

целование страниц священных книг и книг тех, кто стал наставником

проведение кончиками пальцев по лицу той, которой отдаю сердце

оставление бутылок из-под пива донышком вверх на уличных бордюрах

переход перекрестков по диагонали

перекрещивание чужих мониторов перед началом важной работы

выключение всего света в квартире при разговоре по телефону

смена дезодоранта при расставании

пробежка пальцев по рукояти эскалатора

проведение ладонями по лицу, чтобы снять мрачные мысли

выведение на запотевшем зеркале ванной имени любимой

нежное прикосновение к оставшимся от нее вещам



и есть еще один... не менее важный, подобный средневековому посвящению...

это посещение спектакля "Как важно быть серьезным" Оскара Уальда...

из года в год я повторяю этот ритуал, меняется лишь тот, с кем он выполняется...

я был на нем с Нуавок Харлайл (Даня)

я был на нем с Охмо Вехайо (Игорь)

я был на нем с Митлаэнь Вехайо (Алёна)

на нем был и Равен (Андрей)

я не придавал этому значения, пока они сами не заметили это

с тех пор одно упоминание этого спектакля в общении с любым из них вызывает тишину и улыбку... не самый гениальный спектакль не самого гениального произведения сыграл в наших жизнях странную роль.



я снова и снова ставлю композицию на прослушивание...

передо мною лица актеров, сцена, сменяются роли...

я снова и снова в зале, в полумраке...

я помню место этой мелодии - в зале полностью выключался свет и она начинала рождаться из ниоткуда... как вдруг распахивались настежь массивные деревянные двери бокового выхода и появлялась похоронная процессия... впереди шел молодой мужчина с белым от траура лицом, за ним, на несколько метров назад расстилался черный плащ с выложенным белыми розами прямоугольником в окантовке красных роз... образ гроба... откуда-то сверху бил луч прожектора и казалось, что ничего больше нет - только этот человек, эти розы и волнами отовсюду - музыка... медленно, очень медленно он поднимался по ступеням на сцену... медленно, очень медленно, замирая на каждом новом шаге следовала за ним похоронная процессия людей в черном... пока не замирали на самом краю...



ты помнишь это, любимая? я помню... все эти годы.

помню слова Дани после спектакля... как стояли на балконе, наблюдая сверху за толпой...

помню тепло твоей ладони - рука была чуть влажная от долгого сцепления вместе, помню твою прическу и во что ты была одета, помню твое лицо, блеск твоих глаз в полумраке зала, как чуть устало положила голову на плечо...

я помню ощущение Игоря рядом... невероятное спокойствие и силу нас обоих...

помню вспышку глаз Андрея, когда мы рассмеялись друг другу без слов...

и насмешливое с Игорем: "Ну что, мистер Бенбери, пошли?"



господа бенберисты... молодые мальчики, играющие в героев...

спивающийся от потери Жени Игорь... лежащий с переломами после избиения в больнице Андрей...

и я... наивный и ласковый...



всё прошло... Виталий прекратил избивать Даньку, Игорь бросил пить, Андрей женился,

у тебя все вернулось на круги своя, а я прекратил сходить с ума...

и нет больше тех мальчиков, с задорным взглядом, смехом и нежностью...

как, впрочем, и девочек тех тоже нет...

мы изменились... время сминает нас...



вспоминаю слова Уальда: вся правда никогда не бывает чистой...

жизнь, оказывается - тоже...



по городу расклеены афишы... опять идет Уальд...

в этом году я пойду на него с Кенией или Женькой Шкилевым...

они еще не знают, что так я выбираю себе родных

жизнь продолжается...



эта грязная, чужая и полная дерьма жизнь.



----------------- --- -

Era - Circumitus Down (та самая)


09:54

вчера

павел
вчера...

навалившаяся было в ночь перед этим депра, что была наблюдаема еще Соуль, вырвана нафик и надолго... на ближайшее время вся эта чушь закончилась... надоело... усталости нет, есть лишь звуковое отторжение окружающего мира - как бы глупо это ни звучало, но мне просто не нравится окружающая меня полифония... именно в эти дни... с чем это связано - непонятно... терпеливо жду смены полифонии... а пока отгораживаюсь от мира наушниками и R.E.M'ом...



должен был доработать главы дипломной Митлаэнь, но элементарно не смог пробиться в здание БелЭнерго... стоял под фонарями и как чужой пялился на зеркальную громадину здания... вышел на перекресток... осмотрелся... перепрыгнул ручьи талой воды и пошел по безлюдью неоновых улиц к Лаки... явился в одиннадцать, укутал в дубленку, обнял и начал успокаивать... успокоил, убедив, что не все потеряно и обязательно наладится... Лаки...



вышел на улицу, пошел петлять лабиринтом города... в Москве пурга и метель, а здесь все растаяло - ручьи и лужи, асфальт дорог неимоверно чист и прозрачен, фонари отражаются в камне дорог...



звонил Кении...

павел
Моше пишет:



"Я не знаю, в каком настроении Вселенная, а вот я сегодня в плохом настроении точно. Сейчас опять взорвали у нас автобус. Взрыв я слышал отсюда, с работы - аж стёкла в окнах зазвенели. 10 трупов и 50 раненных уже насчитали. Три раза я сам в теракты попадал, но как-то обошлось.

Веселья у нас здесь - полные штаны..."



подумать только

мы тут бумажки с места на место перекладываем,

а у них людей на куски разрывает и пули свистят

причем поди уже и относятся к этому как к чему-то обыденному...

необычно... необычно и странно потому, что это совсем близко с нами, совсем рядом - туда ведь пешком дойти можно и такие дела там творятся

и люди продолжают жить, любить, творить, спиваться, работать и делать все прочие вполне привычные нам вещи...



степень выживаемости человека меня начинает поражать всё больше и больше...

а я хуйней какой-то страдаю - депры развожу, идиот

павел
не сплю две ночи, болят глаза и голова...

вчера мне на правую ногу наехал легковой москвич-комби... я фигею...

видел такую картину - по улице на полной скорости ехал вишневый форд и тащил по асфальту мужчину лет сорока, чья рука была зажата в стекле автомобиля и с той стороны удерживалась... мужик кричал от боли и страха и звал на помощь... потом машина притормозила и мужчину отшвырнули на обочину... суки...

очень скучаю по Митлаэнь... тепло тепло... ходили с Игорем в ночь...

маме Кении сделали операцию...

Вега, мною утерян номер твоего домашнего телефона... все перерыл... расстроен...

дома на столе лежит шоколад...

сегодня опоздал на работу на два часа... хронический недосып...

отремонтировал ботинки...

говорили с Игорем о Лолите... он мне обрисовал содержание... буду читать...

скрэтча хватило на десятки... еще должно хватить штук на восемьдесят...

генеральный корпорации назвал меня ёбнутым, после чего сказал, что я молодец...

маме давно не звонил...

вчера шел необычный снег... хотелось тихо смеяться...

пока я спал, Пыхтин прибрался в моей квартире... неудобно...

главными событиями за последнее время были: звонок из Москвы, мимолетная встреча с Митлаэнь и ночной пост про набоковскую "Благость" для Кении...

хочу спать, болят глаза

слушаю Секрет

всё

павел
Всем пережившим нечто подобное или переживающим ныне


Ниже публикуется письмо Stefanic'a Toneiro к юной Kenia Tiano,

коей было необходимо сделать анализ рассказа Набокова "Благость".


---------------------------





Что я раньше знал о Набокове? О Набокове я знал только то, что он примерно лет в тридцать-сорок написал всемирно известную "Лолиту", где молодая девушка влюбилась во взрослого мужчину. Как правило Лолиту никто не читал, но почти все слышали. А поскольку фантазия всегда восполняет недостаток знания, то большая, подавляющая часть нечитающей публики сладостно приписала Набокову этакое эротическое путешествие с элементами легкой педофилии. Именно отсюда все те специфические улыбки, подмигивания и усмешки, что обычно сопровождают имя Набокова и название его Лолиты. Опять же знаю, что на самом деле все обстоит несколько иначе и совсем не так. Что Набоков в Лолите постарался описать внутренний мир двух влюбленных сердец, коих разделял действительно ощутимый возраст. Знаю, что Набоков действительно талантлив, что он жил в начале двадцатого века, что он русский, был кажется в эмиграции, где и умер. По Лолите поставили множество фильмов, она открыла собой целый жанр в литературе, как правило низкого качества и постоянно скатывающийся не на рассмотрение душевных переживаний человека, а на его незамысловато природные стремления, то бишь слабость к женскому полу и молодым красивым девушкам в отдельности. Надо отметить, что сам я Набокова прочел впервые и никогда до этого с ним не сталкивался, а Лолиту не читал. Тем ни менее думаю, что не будь в этом произведении заложено что-то глубокое, личное, пережитое и обдуманное, не будь в нем наблюдательности и путешествия мысли талантливого автора - вряд ли бы оно получило такую известность, ибо и до Набокова произведения подобного рода нет нет, да появлялись на свет Божий.



Слово благость для меня имеет несколько оттенков и смысловых значений. Первое связано с самим корнем этого слова - благо. Тут надо принять во внимание мои многолетние стремления стать православным миссионером (на почве чего, кстати, мы с Игорем и познакомились), двухлетнее пребывание в стенах православной гимназии и религиоведческое образование вообще. Высшим благом является Бог и Он - источник всякого блага, всего хорошего на земле, даже если это хорошее и доброе исходит опосредованно через людей, порой животных или каких-либо событий и явлений. В этом смысле для меня благость - это что-то доброе, светлое и хорошее. Второй оттенок слова благости истекает для меня из вполне светского его восприятия - когда под благостью понимается такое душевное состояние человека, когда его сердце улыбается жизни, глаза радуются миру и он сам находится если не в состоянии счастья, но какого-то предвкушения оного, стремления поделиться своей любовью и человеческим теплом с окружающим миром.



Описываемое в рассказе состояние очень точно передает переживания человека, которого разлюбили и оставили, но который сам свою любовь не потерял, сохранил в своем сердце и расставаться с ней не собирается. Вся жизнь такого человека наполнена смесью боли и нежности, отчаяния и надежды, непрестанных попыток вернуть утраченное счастье, потерянную любовь и отказ верить в происходящее вокруг. Такой человек прекращает воспринимать мир адекватно и начинает воспринимать его мозаично - он выхватывает из мира какие-то элементы, так или иначе связывая их с тем, что происходит в его жизни, нанизывая их на нить своих мыслей. И кажется порою, что вся вселенная вибрирует от чувства безысходности и отчаяния, что сам мир постарел и осунулся, а солнце и счастье навсегда покинуло его пределы. Находясь в таком состоянии, человек прекращает замечать проблески радости и света в окружающих людях, предметах, событиях, но зато он невообразимо тонко начинает чувствовать всю боль и страдания тех, кто ощущает что-либо подобное, он упорно фиксирует вокруг себя подтверждения того, что не только его внутренний мир рухнул, но и то, что летит ко всем чертям вся вселенная, всё мироздание - он замечает серость и одутловатость лиц, стеклянность глаз, равнодушие и пренебрежение людей друг к другу, он видит грязь и сырость на улицах, обшарпанные стены и уставшие глаза, осунувшиеся лица. Будучи в таком состоянии, человек отключен от внешнего мира - между ним и миром стоит невообразимо высокая стена или невероятно глубокая пропасть. Кажется, что стоишь один на краю этой пропасти и орешь от страха и отчаяния. Но тебя никто не слышит. Совершенно никто. Люди где-то там, далеко - на той стороне пропасти и до них доносится только слабое эхо твоего отчаяния. Их не касается это и им это не нужно. Вот почему пропасть - равнодушие людей... Человек уходит в себя, его сознание постоянно терзается целым ворохом мыслей. Тут есть всё - и обида, и жалость к самому себе, и ненавидящая ревность, и упрёки, и стенания, и нерастраченная нежность, и всепрощение, и тихая грусть, и сожаление о былой радости, но самое главное - здесь постоянно живут отчаяние, надежда, и любовь. Это уже не та любовь, что окрыляла и возносила к небесам счастья, это не та любовь, что фонтанировала шутками и перестрелкой глаз, нет. Это уже иное чувство. И со стороны оно, быть может, кажется уж и не таким красивым, чистым и возвышенным, ибо оно смешано с ядом желчи от обид и упреков, ссор и недомолвок, обвинений высказанных и невысказанных. Это чувство не столь прекрасно и оно совсем не то, о которых мы знаем по легендам и мифам, по ромэам и джульетам. Это чувство некрасиво потому, что оно тесно связано со смертью. Смертью отношений, смертью надежд, смертью самого светлого и нежного, что соединяло некогда двух людей. Это чувство уродливо, ибо оно готово отречься от всего самого человека ради того, чтобы вернуть былое счастье. Это чувство более не облагораживает человека внешне, не преображает его - оно его ест. Методично, беспощадно, питаясь всеми его соками и силами, всеми его эмоциями и потенциями духа. Человек сгорает изнутри, все свое существо обратив к одной цели - вернуть былое счастье. Вернуть того человека, с имени которого и начинается счастье, который лег в основание мира твоего. И вот потеря этого человека лишает твоего мира основания. И мир рушится. Сметается подчистую. Человек живет, ест, ходит на работу и разговаривает с людьми с одной лишь только целью - не сойти с ума. Выжить в своем маленьком, противненьком, никому кроме него ненужном аду и еще найти где-то силы для достижения своей цели. Человек опускается и мельчает. Ибо горе его так придавило его к земле, что он боле не в состоянии и головы то поднять, чтобы оглянуться на мир, увидеть что-то светлое и хорошее. Человек медленно ломается. Он сам ломает себя, постоянно ища и ненаходя ошибки, что привели его к этому состоянию, а порою и приписывая себе все грехи, истинные и ложные. Человек начинает осыпаться как разбитое стекло автомобиля осыпается по крупинке на холодный асфальт. И в короткое время мы видим - всё. Конец. Нет человека. Был и нет его... От человека остается выжженный изнутри кокон, который уже бессилен на какие-то полноценные добрые эмоции, душевные порывы и максимум, на что способна душа его - это тихая улыбка, невеселая попытка пошутить, отличная актерская игра на окружающих, что де у меня все терпимо, нормально и хорошо. Разве может такой человек вернуть что-то или кого-то? Разве вообще способен он на что-то в таком состоянии? Нет. Любой человек ищет в окружающих источник тепла сердечного, чистоты душевной, дружеской поддержки и понимания. Что увидит он в таком несчастном? Заглянув в его душу, он не увидит ничего кроме черной пустыни (вспомни Пилата в Мастере и Маргарите), боли, отчаяния и обиды на окружающий мир. Разве приглянется кому-либо участь общения с таким человеком? Чаша сердца надолго отравлена ядом боли и не будет желающих пить из этой чаши, ибо люди все-таки хотят счастья, а не страданий. И в страдании своем человек этот будет одинок. Он будет невообразимо одинок. Так, как никогда раньше. На какое-то время покажется даже, что сам Бог отступил от тебя и мучает тебя по неизведанным причинам. Поэтому этот человек обречен. Он обречен на поражение в том смысле, что ему не вернуть так любовь того, за кого сражается. Он будет искать встреч, звонить по телефону, писать письма, устраивать красивые вечера при свечах, вине и нежной музыке, всячески предлагать всевозможную помощь и беспрерывно напоминать о своем чувстве. Но это ни к чему не приведет. Ибо со стороны это выглядит не иначе, как шаг отчаяния, унижение и умоление. А отчаявшихся, униженных, молящих и сломанных не любят. Жалеют, но не любят. И если и возвращаются из жалости, то лишь на какое-то время. Чтобы потом вновь оставить. Почему? Да потому что человек в таком состоянии и на человека более не похож, до того издерганна душа его, а в глазах - пугающая чернота. Влюбляются в тех, от кого излучается тепло и нежность, понимание и забота, ласка и ум. А в тех, в ком живет боль, стенание, растерянность, сломленность и безысходность, какая-то тяжесть и мрак - нет, в таких очень сложно влюбиться. Ибо влюбленность и любовь в представлении человеческом все-таки связаны с радостью, а не наоборот. Что в этом человеке? Да, безусловно дикая привязанность, зацикленность, полная самоотдача себя поставленной и порою недостижимой цели, какая-то фанатичная преданность идее и чувству. Кто-то скажет, что здесь уже и нет никакой любви, а только завязанность на предмете поклонения. Быть может. Но почему-то мне кажется, что вот это грязное, озлобленное на весь мир, умеющее ненавидеть и уничтожать чувство тоже имеет право называться любовью. Пусть хоть в самой малой степени. Оно такое грязное и злое не с самого начала - оно выковывается таким в горении каждого дня, становясь жестким, твердым и неуклонным. И как бы внешне человек не выглядел сломленным - там в глубине его души стоит камень, на котором выбито всего лишь одно имя. Той которую любил. Это ли поражение и сломленность? Не думаю. Просто каждый выбирает по себе, в какой момент и ради чего отдать все в своей жизни. Кто-то выбирает Бога, кто-то родину, кто-то тех, кого любит. И вот в этом самом содержится неповторимая надежда на возрождение. Наступает момент, когда человек понимает, что все его метания и старания, вся его боль и плач уже ничего не решают. Он вдруг осознает, что всё на самом деле закончилось. И если раньше он упорно отказывался в это верить, то теперь он смотрит на это с чувством какого-то необычайного спокойствия и тишины в сердце. С его глаз спадает пелена и он вдруг начинает просто смеяться. Смеяться над тем, что пришел конец безумию и страданиям. Человек совершенно внезапно словно просыпается как бы. Это неповторимо - ощущение, что вырываешься из бетонированного каменного склепа с сырыми шершавыми стенами и оказываешься в мире, полном запахов, звуков, прикосновений и света. Человек снова начинает чувствовать холод и тепло (чего не было раньше), он начинает различать цвета в одежде людей и оперении птиц (чего так же не было), он слышит мельчайшие звуки и как идиот порою готов радоваться букашке или что вот де штукатурка забавно торчит. Он вдыхает полной грудью прохладный утренний воздух и тихо про себя посмеивается. Посмеивается от радости, что выжил и еще способен жить вообще. Такой человек внезапно обнаруживает, что толпа состоит из людей, что глаза у них - разные, что вот кто-то читает, кто-то целуется, кто-то улыбается, а кто-то плачет. Начинаешь осязать мир заново, во всем его великолепии и яркости. Нет, чувство никуда не пропадает, но оно перерастает в тихую печаль, что надолго обволакивает сердце и нет нет, но нагонит тень грусти на лицо. Все так же снятся сны, в которых уже больше правда не хочется кричать и падать в пропасть, но лишь проводишь вместе время с тем, кого любил и эти встречи наполнены необыкновенной нежностью. И в сердце нет нет, но раздается далекое эхо пережитого. Но только теперь это не убивает, не кромсает человека изнутри и не высасывает все его соки. И человек медленно, как поливаемый полузасохший цветок начинает приходить в себя. Приходить в себя ему еще долго. Наступает время обдумывания и созерцания, мысль работает не явно, а глубоко глубоко, так, что порой лишь отголоски доносятся до внешнего сознания. Но эта мысль упорна и плодотворна. Ее единственная цель - понять, переоценить и сделать выводы, вытащить человека из той ямы, в которую он себя загнал и научить его жить. Жить не с нуля, а уже имея в себе то, через что он прошел. В такое время человек не ощущает больше боли, ненависти и метаний. Нет. В его мире наступает чувство какой-то странной тишины. Тишины и покоя. И эта тишина - единственная потребность на какое-то время. Она подобна пледу, что укутывает и отогревает. И этот человек обязательно встанет на ноги, вновь будет улыбаться и дарить тепло людям. Он никогда не забудет пережитого, но теперь будет много сильнее и умудреннее, чем до этого. А боль пойдет искать себе новых жертв.



А теперь об инструментах автора в его рассказе. На самом деле в рассказе несколько действующих лиц - влюбленный человек, старушка и... ветер. Начнем с ветра. Дело в том, что описание природных явлений в том контексте, в котором я сейчас выгуливаю свою мысль, имеет весьма определенное значение. Находясь в специфическом душевном состоянии, этаком психологическом настрое, человек никогда (!) не воспринимает мир цельно. Человек вообще не воспринимает окружающую действительность адекватно. Он ее пропускает через себя, через свои сиюминутные переживания, настроения, мысли и ощущения. Человек фиксирует в окружающем мире те элементы, что совпадают в звучании с его душевным настроем. Здесь человек - камертон, а окружающая действительность - настраиваемый инструмент. Если камертон звучит радостно, хвалебно и смеясь, то и окружающий мир в восприятии человека восхитительно весел, приятен и добр. Если же камертон заходится в печали и тоске, то и мир окружающий словно меркнет. Сознание выхватывает родственные элементы, отторгая всё, что не соответствует в данный момент внутренним переживаниям. Так, для озлобленного человека, которому утром гадость сделали или наоборот, не дали ее сделать, все окружающие люди - неимоверно уродливы, наглы, идиотичны и дебильны. Для влюбленного человека каждый прохожий - отражение его чувства, и он в каждом втором замечает добрый взгляд, улыбку, красивые черты лица и вообще массу хорошего. Для уставшего весь город наполнен бредущей в бесконечность серой одутловатой толпой и раздражающими мелочами. Зная эту особенность нашего мировосприятия и мироосязания, можно легко передавать внутренние переживания человека не обсуждением его чувств, а тем, как и что он видит вокруг себя. Посмотри: осыпавшаяся штукатурка (разбитость), мрачные тучи (тяжесть), порывы ветра (метания), порванные шторы и тряпка (издерганность и нервность) и т.п. Чтобы передать настроение героя, автор наотмашь бьет сразу по всем нашим рецепторам - осязательным, слуховым, цветовым и прочим. Он использует все, чтобы передать чувство обреченности героя. Погода, лица людей, природа, угловатость города. Все окружение его уже оплакивает то, что свидание не состоится. В этом Набоков подметил невероятно точную вещь - человек пришел на свидание, НЕ ВЕРЯ, что оно состоится. И все вокруг словно ждет, когда же он поймет это. А он и понимает, но продолжает ждать, ибо надеется на чудо. В том состоянии, в котором пребывает главный герой, он уже не верит той, которую любит, ибо доверие разрушено. Нет. Он надеется на чудо. Он проводит четкую грань между той, которая была раньше и той, которая есть сейчас. Произошедший разрыв ему кажется большой ошибкой, каким-то кошмаром или болезнью. И он постоянно втайне надеется, что любимая его одумается, вылечится от этой неведомо откуда взявшейся болезни и снова станет прежней, настоящей. В том то и дело, что он пришел на свидание не к той, которая уходила, а к той, которая когда-то полюбила его и была рядом. Но ведь той женщины более нет. Она умерла. И теперь есть другая женщина. В том же теле, с теми же привычками и пристрастиями, но уже совсем, совсем иная. И даже если предположить, что она пришла бы на свидание, хорошего из этого мало бы чего вышло. Просто потому, что он ждет одну, а придет другая. Что они скажут друг другу, эти разные люди? Вся его речь сведется к тому, что он будет взывать к возвращению той, прежней. Вся ее речь сведется к тому, что она будет объяснять, что той больше нет и искать ее - бессмысленно. Это равносильно тому, что на свидание пришла бы совсем другая женщина. И его любимая, быть может, понимает это. Понимает и не приходит. Ей не нужны уже наскучившие однообразные разговоры, которые меняют словесное оформление, но внутренне всегда толкуют об одном: вернись, вернись, вернись... Понимает это и он. Понимает это и природа, скорбя и метаясь вместе с его душой. А также город, листья, люди, машины, небо и прочее.



Теперь о старушке, солнце мое :) Вообще, какое же милое существо, эта старушка. И не заметить ее просто нельзя. И то, с какой надеждой она ждет своего покупателя, страдая и надеясь, не веря и снова надеясь, как глубоко прячет она эти переживания, стремясь не расстраиваться и убеждая себя, что все на самом деле не так уж плохо. Эта старушка - зеркальное отражение нашего главного героя. Быть может она не курит так как он и внешне неказиста, да и ждет не любимого, а вообще непонятно кого, но их переживания в корне своем - близки чем-то. То же ожидание. Вера и неверие. Нежность и волнение. Переживание и тревога. Огорчение и печаль. И сердце героя, которое необычайно чувствительно у него сейчас, начинает чувствовать похожесть ситуации, какую-то родственность. Оно тихонько так понимает, что вот, тоже кто-то так же, как я, и переживает так же, и страдает в какой-то мере тоже. И теперь внимание героя сосредотачивается не только на мыслях о любимой, но нет нет, а возвращается к старушке, не упуская ни малейшей перемены в ее состоянии, настроении и судьбе. Почему? Разве не должен человек замкнуться на переживании своем? Нет. В такие периоды жизни человек особенно остро чувствует схожие переживания других людей. Чувствует, а помочь ничем не может. Хочется протянуть руку, прошептать, а порою прокричать: "Посмотри! Ты не один такой - я тоже... я также... мы..." Но рука бессильно опускается, а слова не вылетают. Просто потому, что слова не помогают. Не всегда помогают. Иногда они как немые - сколько не говори и сам не слушай, а словно пустыня и безмолвие вокруг. И ничем нельзя помочь. Помощь просто не нужна, не востребована. Почему - не знаю, быть может, люди как-то чувствуют, что им сейчас никакие слова и утешения не помогут. Поможет возвращение любимой, как для главного героя, или приход покупателя, как для старушки, но слова - нет. И потому в такие моменты мы умолкаем. Ибо не знаем что сказать и не верим в силу слова. Мы просто подходим и садимся рядом. Просто молчим. Иногда пять минут молчания с другом куда важнее часов разговоров и кучи бесполезных слов. И потому наш герой тоже молчит. Молчит и наблюдает. И сопереживает в чем-то, ибо понимает. Он незримо рядом, со своей чужой жизнью и своими проблемами, но - рядом. И он настолько связывает невидимыми нитями две похожих судьбы - свою и вот этой старушки, что изменение в ее судьбе способно вызвать такие же изменения и в его. Это уже не поддается логическому объяснению, но ведь и эти двое живут не логикой, а верой и надеждой. Что происходит потом? Приходит покупатель? Нет... Или возлюбленная? Нет... Но что-то случается, что-то настолько важное, что переворачивает судьбы двух наших замечательных героев. Ничего особого, честно говоря. Просто какой-то безликий охранник протягивает бабульке кружку горячего кофе с молоком. И всё. Рассказ окончен, в самом деле.



Что же произошло? Почему на наших глазах преображается и сама бабулька, а вслед за ней рождается к новой жизни наш главный герой? Мне вот что думается. Человеку в том состоянии, которое я так упорно здесь описываю, самостоятельно из него очень трудно выбраться. Его мир словно скорлупой окружен его переживаниями, душевными метаниями и мыслями. Свет в этот мир сквозь скорлупу просто не пробивается. Но само сердце становится очень чувствительным. И вот внезапно, откуда ни возьмись, с какой-то непонятной дури в мир врывается совершенно неизвестный и чужой человек, проламывая в этой скорлупе огромную брешь, через которую в затхлый и серый мир врывается сноп света и волна свежего воздуха. Совершенно не подозревая о последствиях того, что делает, этот чужак дарит немножко тепла. Совсем чуть-чуть. Просто от того, что оно у него - было. И так же бесцеремонно, как пришел - уходит из мира назад. Он просто шел мимо. Но для издерганного метаниями и болью сердца этот небольшой кусочек человеческого тепла подобен волшебному лекарству. Настолько волшебному, что человек преображается, словно рождается заново в мир. Эта кружка кофе заставила бабульку понять, что если она не нужна покупателям, то это не значит, что весь мир от нее отвернулся, что она вообще никому не нужна. Оказалось, что на призрачном покупателе мир не заканчивается. Что не из покупателей он состоит, а из людей и нее самой. И когда наш главный герой, всё время тайно следивший за перипетиями ее судьбы, понимает это - у него наступает перелом. Неожиданно для себя он начинает видеть, слышать и осязать окружающий мир. Это - пограничье. Это - рождение в новую жизнь: "Мне незачем было дольше ждать. Я пошел прочь по вечереющим улицам, заглядывал в лица прохожим, ловил улыбки, изумительные маленькие движения, - вот прыгает косица девчонки, бросающей мячик о стену, вот отразилась божественная печаль в лиловатом овальном глазу у лошади: ловил я и собирал все это, и крупные, косые капли дождя учащались, и вспомнился мне прохладный уют моей мастерской, вылепленные мною мышцы, лбы и пряди волос, и в пальцах я ощутил мягкую щекотку мысли, начинающей творить..."



Вот так, в самый неожиданный момент в нашу жизнь приходят люди, что бесцеремонно ломают нашу скорлупу, выдергивая нас из того маленького, затхлого и противненького мирка, в который мы сами же себя загнали своим отчаянием, неверием, бесконечной болью и страхом. Они незамысловато, каждый по-разному, дарят нам совсем немного тепла. Но этого хватает, чтобы начать жизнь заново. Прекратить распинать себя от потерянной любви и воскреснуть снова. Нет, это не покроет забвением всё пережитое, еще долго ранам рубцеваться на сердце. Но главное - оно выжило и, зараза этакая, упорно стучит и хочет счастья. Собственно говоря, за этим самым неведомым ему еще счастьем наш главный герой и поехал в ночном трамвае, оставив бесполезную попытку встретиться с той, кому ни он, ни его чувства были больше не нужны.



Вот, собственно, и все...

Далее умолкаю, ибо и так сказано достаточно.



искренне твой,

Павел